Уж век как Питер — не столица

Давайте вместе помянем столичный Питер и поднимет бокалы за Москву: повод есть, хоть для петербуржцев он, увы, грустный. Ровно сто лет назад, 12 марта 1918 года советское правительство перебралось из Петрограда в Москву.

Историки считают, что то решение Ленина было верным: немцы наступали, речь шла о спасении независимости страны. Руководил эвакуацией (в своих мемуарах он назвал переезд именно этим словом) управляющий делами Совнаркома Владимир Бонч-Бруевич.

Операция проходила тайно, под охраной латышских стрелков, которые по дороге спасли поезд Ленина от нападения пьяных матросов-анархистов. Такой вот исторический парадокс: прибалты, потомки которых вошли в НАТО и хают Россию, тогда были самыми преданными сторонниками советской власти.

11 марта 1918-го эшелон с правительством прибыл в Москву, а на другой день об этом было дано официальное сообщение в газете "Известия" (символично, что спустя 100 лет я пишу этот текст для сайта телеканала, который входит в созданный в прошлом году Мультимедийный информационный центр "Известия").

Лев Троцкий, подписавший то историческое заявление, назвал перенос столицы вынужденным и пообещал, что это ненадолго:

"Граждане Петрограда! Совет Народных Комиссаров, Центр. Исп. Комитет выехали в Москву на Всероссийский Съезд Советов.

Уже сейчас можно почти с полной уверенностью сказать, что на этом съезде будет решено перенести временно столицу из Петрограда в Москву. Этого требуют интересы всей страны."

Первопрестольную для размещения правительства выбрали не сразу: патриархальная Москва внушала опасения большевикам, ведь Октябрьская революция победила в ней с куда большими жертвами, чем в Петрограде. Ленин, например, в случае наступления немцев предлагал перенести столицу аж в Екатеринбург.

А Григорий Зиновьев, ближайший соратник Ленина, в марте 1918-го настаивал на переезде правительства в Нижний Новгород.

Время показало, что Москва была все-таки лучшим вариантом – далеко от границ, и в ней сходятся все транспортные потоки. А в сознании россиян она была привычной с допетровских времен столицей, русским Царьградом.

К тому же создать структуры, управляющее страной, большевикам оказалось легче на новом месте. Прежние царские чиновники, саботировавшие советскую власть, остались в Петрограде вместе с его имперским прошлым.

Обиделись на унесенный революционной бурей столичный статус не только клерки из бывших министерств. Рабочие тоже пустили слезу: соперничество петроградской парторганизации с ЦК партии лишило жизни многих оппозиционеров в двадцатые и тридцатые годы. А в 1950-м были вынесены смертные приговоры по печально знаменитому "Ленинградскому делу" – Сталину показалось, что выходцы из Питера пытались поднять роль города на Неве не только в экономике, но и в политике.

После того судилища в народе Ленинград стали называть столичным городом с провинциальной судьбой.

Язык как символ противостояния

Обида на потерянный столичный статус спаяла ленинградцев так, что пренебрежение к Москве считалось признаком хорошего тона. И выразилось оно не только в традиционном противостоянии футбольных болельщиков "Зенита" и "Спартака" (даже мой московский внук-первоклассник подаренную ему в Питере форменную куртку носит в столице только вывернутой наизнанку).

Местный патриотизм старательно сохраняется в речи петербуржцев. У коренного ленинградца язык не повернется сказать "бордюр", он непременно произнесет странное для москвичей слово "поребрик". В прошлом году в Питере даже памятник в честь бодюра-поребрика открыли.

"Парадное" вместо привычного москвичам "подъезда" в Северной столице говорят даже жители хрущевок, в которых черного хода даже в проекте никогда не было.

Питерская пышка ничем не отличается по вкусу от московского пончика, разве что малость дешевле.

А уж назвать шаурмой шаверму – упаси господи от такого святотатства! Особенно в почти родной забегаловке на углу Невского и Литейного, где торгуют этим восточным кушаньем с начала девяностых. Слышал, старую вывеску "Шаверма", вроде бы, с этого заведения даже в музей отдали, теперь это тоже городской символ.

А питерская "кура" почему-то всегда тощее московской курицы – может быть, потому что слово короче? Слово "зоосад" тоже питерское и вполне подходящее: Московский зоопарк по площади сильно уступает ленинградскому зверинцу, в котором даже слона до сих пор нет.

Тонкостей (или понтов?) в языке обитателей Северной столицы столько, что впору специальный словарь составлять. Булка – это батон, салочки – это пятнашки, карточка – проездной, а бадлон – всего лишь водолазка.

Но не бойтесь запутаться в питерских словечках: все-таки Санкт-Петербург, хоть и окно в Европу, но очень гостеприимный русский город.

"Уютный, словно домашние тапочки!" – говорят о нем мои московские друзья. Так оно и есть, по себе знаю – даже бомжи в Питере очень приветливы, охотно водят экскурсии по улицам и подворотням.

Мы стали ближе

В двадцать первом веке амбиции Санкт-Петербурга наконец-то стали реальностью: Москва уступила ему часть столичных функций. Конституционный суд перебрался на берега Невы, все чаще важные международные встречи глава государства проводит в своем родном городе.

Самолюбию петербужцев это льстит, хоть пробки в такие дни на дорогах становятся непролазными.

Многие ленинградцы перебрались в Москву и весьма неплохо преуспели в жизни – чтобы перечислить их имена, потребуется целая энциклопедия.

Наметился и обратный поток, москвичи все чаще обосновываются в Северной столице.

И такое взаимопроникновение только радует: две столицы становятся все ближе.

Сам я в двухтысячном году переехал из Питера в Москву, но связь с любимым городом, родственниками и друзьями не порвалась. Наоборот, он стал дороже и ближе.

"Сапсан" доносит пассажиров с Ленинградского до Московского вокзала за четыре часа: только и успеваешь журналы прочитать и чашечку кофе выпить. А вечерний пятничный авиарейс в Питер – это вообще сказочный мост из города в город: прожевал бутерброд, и ты уже дома.

Ну, а когда автобан от Москвы до Питера наконец-то достроят, то две столицы будут связаны еще плотнее. Давайте помечтаем лет на тридцать вперед: тогда начало одного города наверняка можно будет принять за конец другого. Наши столицы уже растут навстречу друг другу: мотелями, торговыми центрами, жилыми домами. Семьсот километров – для России не расстояние, с каждым годом мы ближе и ближе.

И в Сибири была столица

Для сибиряков эти потягушки между москвичами и петербуржцами просто смешны. Мне приходилось жить и работать за Уралом, так что точно знаю, что столичные амбиции живы и в восточной части России.

"Мы тоже были столицей!" – скажут вам в Омске и в Иркутске. И не соврут – при адмирале Колчаке в этих городах размещалось белогвардейское правительство России.

В 1993 году, когда случилось противостояние Ельцина и Верховного Совета, Александр Руцкой с Русланом Хасбулатовым предлагали перенести столицу в Новосибирск.

Хорошо помню, как в те же девяностые генерал Александр Лебедь, победивший на выборах губернатора Красноярского края, проводил свою кампанию под лозунгом "Красноярск – это центр России!".

Судя по откликам в интернете, идея о переносе столицы из Москвы при всей ее фантастичности жива и находит новых сторонников. Как пример удачного переезда правительства на новое место часто приводят Казахстан: Астана за эти двадцать лет стала парадным фасадом казахского государства.

А сочинцы шутят, что их южный город тоже стал третьей столицей России, осталось этот факт лишь узаконить. И в доказательство преимущества теплых морей приводят неосуществленный план Петра Великого сделать царской резиденцией Таганрог.

Ну а мне по-прежнему в роли столицы милее наша Москва. Как ни люблю я Питер, но все-таки Кремль – святое для всей Руси место. Недаром наши деды и прадеды говорили: "Москва – сердце России!" Так что спасибо Ленину за то, что заставил биться это сердце громче, так, чтобы слышала вся страна. Со столетним юбилеем возвращения твоей силы и славы, дорогая моя Москва!