Такой разный и такой родной — Виктор Цой

Виктор Цой умер за год до моего рождения, но у меня всегда было чёткое ощущение, что он жив. Ну, куда-то вышел покурить, пока окружающие люди по кругу гоняли его песни.

Песни его звучали везде и всегда, где бы я ни жил. Футболки и балахоны с его изображением надолго никогда не пропадали из виду. Не пропадают до сих пор.

В провинциальном городе в Тульской области кто-нибудь раз в неделю обязательно включал на всю громкость его альбом в пятиэтажном доме так, чтобы его слушала вся улица. На одном из таких домов красовалась огромная надпись: "Я объявляю свой дом безъядерной зоной!"

Меня всегда удивляло, что никто на эту музыку не жаловался – громко же! На такой же громкости его гоняли в автомобилях. Чуть тише его пели в подъездах, которые тоже все были измалёваны его именем.

От Цоя нельзя было спрятаться и в армии, где его обожали слушать офицеры во время пробежки, во время редких праздников, после отбоя, а пацаны тихонько играли его в каптёрке.

Про Москву и Питер всё понятно: Цоя играют и ставят везде, куда бы ты ни пришёл, где бы ты ни прошёл, но когда я переехал в деревню и обнаружил, что за тяжёлой работой в огороде деревенские жители также предпочитают Цоя, то слегка удивился. Не слишком ли молодёжно?

Кстати, да. Сколько бы ни прошло времени со смерти Цоя, он всё равно не звучит по-старпёрски. Время идёт, меняются имена, жанры и культуры, но разве когда-нибудь зашкварно любить Цоя? Нет.

"Витю уважаю. Оставь!" – довольно кивает мне тесть, когда я включаю музыку на колонке, чтобы не скучно было таскать дрова.

Витю уважают наши родители, "Чёрный альбом" Вити подарил мне на день рождения дедушка, Витю любят включать в баре, в гараже, в лофте, в сарае, дома, в гостях, в клубе, на войне, на свидании, в походе, в "Волге" и в "мерседесе".

Все хотят Цоя себе. Разрывают на части, как Летова, Башлачёва и Высоцкого.

Тёма Троицкий и Миша Козырев со слезами на глазах вспоминают про пацифиста Цоя. Дмитрий Быков пишет большие колонки про пролетарского Цоя. Нищие алкоголики в "Кочегарке" рассказывают истории про душевного Цоя. Многочисленные питерские музыканты ностальгируют по молчаливому Цою. На всех войнах на передовой просят включить зажигательного Цоя. Хипстеры пьют крафтовое пиво под замороченного Цоя. Кирилл Серебренников снимает своего Цоя, Алексей Учитель – своего, так же как и бесконечные рэперы и рокеры переигрывают песни Цоя по-своему. Некоторые эстрадные певицы даже дерутся из-за Цоя.  

Цоя можно знать наизусть и петь при любой непонятной ситуации, а можно быть эстетом и любить только его наивный альбом "Это не любовь", морщась от его хитов ("заткнись, это любимая песня моя"), но это абсолютно неважно, потому что Цой в любом случае является культурным кодом в душе любого русского человека и если кто-то скажет: "Закрой за мной дверь, я ухожу", то он автоматически сделает это с цоевской интонацией.

По-прежнему на всех баррикадах включают протестного Цоя. По-прежнему командир моего батальона бегает под своего консервативного государственника Цоя. По-прежнему моя мама вспоминает, как посещала концерт выпендрёжника Цоя.

Цой – хитмейкер, Цой – красавец, Цой – стиляга, Цой – загадка.

Было бы забавно, если бы каратист Цой дрался со своими многочисленными копиями из разных времён. Никто бы никогда не победил, потому что Цой необъятен, неуловим и в то же время очень конкретен и точен.

Он и ушёл рано, чтобы никому ничего не объяснять.

Молодой, спокойный, патлатый парень послушал The Sisters Of Mercy, The Cure, The Smiths, The Clash и сделал несколько национальных шедевров из слов, которые все мы используем в быту, но которые так красиво вместе мог составить только он, и стал главным русским музыкантом всех времён.

Последний великий модернист. Рок-герой, который во многом стал круче и уж точно ярче своих западных учителей.

Цой – олицетворение мудрого русско-корейского стоицизма.

Цой – это когда русскому человеку хорошо. Цой – это когда русскому человеку плохо. Цой – это про русского человека.