Горький рок-н-рольщик

Алексею Максимовичу Горькому — 150 лет.

С одной стороны, страшно много: он родился всего через семь лет после падения крепостного права, через пять — после отмены в России телесных наказаний (юный Алеша Пешков действия этого судьбоносного закона на себе не ощутил), а в год его рождения русские войска вели вполне колониальную войну в Центральной Азии, завоевывая Бухару и Самарканд. С другой, Горький, может быть, куда больше, чем множество его современников — литераторов и политиков, — сегодня кажется свежим и актуальным персонажем.

И дело тут не только в обилии окружающих его мифов, сплетен и анекдотов — этой виагры почтенного биографического жанра.

Горький терпеть не мог джаза и крайне настороженно относился к любому авангарду. Он, икона стиля в свое время, парень, крайне продвинутый в политике и философии, был страшно консервативен и традиционен. А ведь если современный человек попробует понять и определить его творческий тип, первая же аналогия — с рок-звездой. Калибра Дэвида Боуи или Франка Заппы, да даже и Тома Уэйтса, не будь последний столь последовательно однообразен. Горький как раз мог быть диаметрально противоположен сам себе в разные периоды, парадоксален и многолик. В этом смысле еще одна параллель — Егор Летов, гениальный самоучка, истерически жадный книжник и меломан, фанатичный работник, и тоже сводивший с ума миллионы поклонников своими поворотами и вибрациями.

А вот, кстати, о Боуи, с его легендой космического пришельца и соответствующим периодом творчества. Павел Басинский, известный критик, литературовед и специалист по Горькому, к юбилею выдал забавную концепцию об Алексее Максимовиче как инопланетянине.

"…Я предлагаю совершенно безумную, "фейковую" версию, согласно которой Горький — инопланетянин. Он откуда-то прилетел, и ему нужно было вочеловечиться. Но как? Какую форму принять? (…) Словно искал все время, как он должен выглядеть. У Горького в молодости была кличка Грохало, потому что он громким голосом все время что-то декламировал. Носил соломенную шляпу, сапоги, поддевки, расписные рубахи. А когда женился на Екатерине Павловне, вдруг стал надевать элегантные сорочки, любить красивые дорогие вещи. На поздних фотографиях можно увидеть, как он хорошо одет, как изящно держится. Он как будто экспериментировал над своей внешностью, искал разные формы, чтобы понять, что же такое человек. Такого взгляда на человека как феномен нет ни у одного писателя. Чему он изумлялся? Как можно изумляться человеком вообще? А вот он изумлялся".

Павел Валерьевич внушительной этой телегой одновременно и гордится, и стесняется ее — но ведь и впрямь для солидного критика она выглядит чересчур рок-н-ролльно… Однако ведь еще Лев Толстой первым заметил чужеродность Горького землянам: "Злой, злой. Ходит, высматривает и все докладывает своему неведомому Богу. А Бог у него урод".

Босяцкий период Горького — чистая punk-субкультура, "Мать" — рок-опера по построению и пафосу, а пьесы (и лучшая, совершеннейшая из них — "На дне") напоминают идеально выстроенные альбомы. Сказки и мемуары — такой жесткий, очень индивидуально окрашенный фолк, подчас с шансонным перебором и надрывом… Но это мы уже занимаемся натяжками, а они здесь без надобности. Горький был, как всякий культовый рокер, социально воспален, любвеобилен и вообще страшно крут — во всяком случае, пока не пришла горькая русская старость, в его случае осложненная назойливой сталинской опекой, чекистским окружением и болезнями.

А его философия, глубоко адекватная року и бунту, — агрессивно-социальное ницшеанство, и кстати, нутряное, стихийное, к которому он пришел в большей степени самостоятельно, а не с подачи своего моржеусого двойника?

Собственно, посмертный Горький — тоже путь рок-идола былых времен, когда сначала от него остается легенда (какая угодно, хоть об отравлении "врагами народа"), потом абстрактный образ, а из всего огромного массива творчества имеют шанс уцелеть для будущих поколений лишь несколько хитов — ударных произведений. В случае Горького это наверняка ряд ранних вещей, уровня "Челкаша", "Коновалова" и рассказа "Страсти-мордасти". Разумеется, "На дне" (и еще пару мощных его пьес — каждый может назвать на свой вкус). А ещё крайне любопытные мемуарные очерки о Есенине и Ленине. Где непревзойденные энергия, напор, сила детали и глубина психологической прорисовки, а главное — гордость не просто за человека, а за русского человека.

И, знаете, не надо говорить, что этого, дескать, для классика мало, а наша рок-н-ролльная аналогия — лишь попытка прополоть тропинку к заросшему монументу отчасти курьезного классика, выпавшего из активного оборота.

История — мамаша суровая, говорил Ленин в том самом горьковском мемуаре. А время, добавлю, циничный и жестокий юморист: Горького столько раз хоронили при жизни, что никакие посмертные метаморфозы ему не страшны. Он еще полтораста лет подождать может. А вот мы, похоже, не очень — время снова требует определиться с базовыми ценностями, взглядами, социальной и личной ответственностью и моделями обустройства общества. И в этом смысле Горький — революционер и консерватор, имевший свои отношения и с Богом, и с чертом, идеалист и политикан-прагматик, русский талант и мировая звезда, хитроватый, безбашенный и реально крутой — наступающей эпохе явно интересен и созвучен.

Не в амплуа идеолога, кумира, примера для подражания, а в качестве интереснейшего национального типа, проницательного наблюдателя планетарных процессов, всегда уверенного, что самое главное происходит именно у нас.

Опрос ВЦИОМа показал, что 97% населения знает, кто такой Горький, 91% — читали хотя бы одно его произведение (скорее всего, ещё в школе), 71% его творчество нравится. Сложно не знать, кто такой Максим Горький, когда он нас буквально окружает. Улица Горького — шестая по популярности в России: из писателей улиц больше только у Пушкина. По улице Горького, через парк имени Горького мы проходим мимо театра имени Горького в библиотеку имени Горького, но важно, чтобы мы шли туда читать Горького, а иначе зачем всё это?

Ранее сообщалось, что ЮНЕСКО включило 150-летний юбилей писателя Максима Горького в перечень значимых дат в 2018 году. Вот и нам надо возвращаться и читать, изучать и заново открывать удивительный мир Алексея Пешкова.