Изнасилованное искусство или голая правда?

Художник Петр Павленский – тот самый, который когда-то на весь мир просиял голым задом на Красной площади, – вновь стал звездой интернета, эмигрировав из России. "Великий бунтарь" сдулся и сник, словно использованное изделие из латекса. Павленский уехал из Москвы тайно, по-тихому: через Белоруссию на Украину, а затем улетел в Париж. И уже там публично заявил о якобы грозящей ему в России опасности.

Если каждой своей предыдущей акции этот 32-летний фрондер от искусства давал громкое название ("Туша" – когда замотал себя в колючую проволоку, "Фиксация" – когда прибил гениталии к мостовой), то последнее его деяние пока никак не окрещено. Название и статью поступку Павленского подбирают следователи СК РФ. Картина вырисовывается гнусная и грустная. Актриса Анастасия Слонина обвиняет художника в попытке изнасилования. Из московской квартиры, в которой проживал Павленский, девушка сбежала в чем мать родила.

Полиция и Следственный комитет, распутывая это ЧП, докопались до другого пикантного момента: Павленский не так давно избил бывшего бойфренда Анастасии Слониной. Видимо, из ревности. Так что накал страстей в любовном треугольнике нешуточный. Вернее, в квадрате: у Павленского есть гражданская жена Оксана Шалыгина и двое детей от нее.

К следователю художник должен был явиться 16 января, но вместо этого оказался в Париже, надеясь на политическое убежище во Франции. Беглый акционист заявил там журналистам:

"Сидеть за то, чего я не делал, и с бараньей покорностью идти на заклание, выгодное государству, я не соглашусь ни при каких обстоятельствах".

Такой вот короткий и пошловатый конец творческого пути скандально знаменитого акциониста. Если закон встал на защиту девушки, которую, как она утверждает, пытались изнасиловать, то зачем винить в этом государство? И если Петр не виноват – то зачем же бежать сломя голову?

"Диплом так и не получил, не дотянул до выпуска и живописных шедевров после себя не оставил", – так отзываются о Павленском в его альма-матер, Художественно-промышленной академии имени Штиглица.

Но в таланте Павленскому не откажешь, для того чтобы творить, ему не нужны краски и кисти. Лишь собственное тело и пристальное внимание прессы. Ну, конечно, еще громкие лозунги. В 2012 году Павленский зашил себе рот, взял в руки плакат в защиту Pussi Riot, встал возле Казанского собора в Питере – с этого перформанса началась его "карьера".

"Для меня искусство – и политическое, и как таковое – работа в информационном поле с наборами кодов, а не производство предметов, – так излагал Павленский свое кредо. – Искусство – это работа со смыслами и с формой выражения этих смыслов. То, что я делал раньше, я делал с позиции художника, который находится в стороне, в комфортной для себя стороне, не берет на себя ответственность и не помещает свое тело внутрь искусства, а говорит от некоего третьего лица. Когда я неожиданно для себя вышел к акционизму, я сам стал персонажем и телом, взяв на себя ответственность".

Мы, журналисты, даже полюбили Петра: информационные поводы он создавать умел. Говорил красиво и убежденно – что борется за свободу слова и уважение прав личности. Ах, каким Павленский казался на фоне подожженной им двери здания ФСБ на Лубянской площади! Та пламенная акция – художник назвал ее "Угроза" – закончилась для него не тюремным сроком, а всего лишь штрафом.

Пресса сделала из Павленского мировую знаменитость. Однако, согласитесь, не будь репортажей в СМИ, свидетели его чудачеств считали бы его банальным хулиганом, а на Западе о нем бы и не узнали. И единственным результатом его акций остались бы составленные полицейскими протоколы. Ну и снимки в соцсетях, сделанные любопытными зеваками. А они славы и денег не принесли бы, затерялись: фоток различных фриков в интернете хоть пруд пруди.

Настоящего художника из Павленского не вышло – что он может выставить в Париже на обозрение, кроме своего тела?

Путь к вершинам в искусстве идет через сердца людей, часто он бывает долгим и трудным. По этой дороге шел мой друг Геннадий Добров, художник, который всю свою жизнь боролся против зла и насилия.

Певец боли и скорби

В советские времена Геннадия Доброва считали диссидентом. Он рисовал искалеченных войной людей, пациентов психбольниц, нищенок, проституток. Его упрекали: "Зачем ты всюду ищешь грязь? "Добров отвечал: "Это же тоже люди – больные, несчастные!"

В 1962 году, на выпускном курсе Московского художественного института имени Сурикова, Геннадий отказался переделать выпускную работу в духе "социалистического реализма".

Диплом ему тогда не дали – пришлось пойти служить в милицию. На посту у Белорусского вокзала в Москве Геннадий не расставался с блокнотом, делал наброски. Сотни, тысячи лиц, житейских сюжетов – пьяницы, воришки, гадалки. Милицейский начальник, увидев те рисунки, испугался: "Талантливо, но это антисоветчина!"

Добров снял погоны и пошел работать санитаром в больницу имени Склифосовского: "Хочу помогать людям и изучать жизнь!"

Потом перевелся в психиатрическую больницу № 7, через три года его уволили: "Не за то, что вы рисуете, за то, что слишком мягки с пациентами!"

В 1974-м Геннадий отправился на Валаам – на этом архипелаге на Ладожском озере тогда был интернат для инвалидов войны. В изувеченных войной людях Добров разглядел не только скорбь, а душевную силу. Безногие, безрукие, слепые калеки доживали свой век на острове, вдали от родных. Добров запечатлел на бумаге их страдания и их подвиг. Эти рисунки навсегда остались символом страданий – сейчас они хранятся в Музее Великой Отечественной войны в Москве.
Портрет потерявшего память солдата-инвалида Добров назвал "Неизвестный". А всю серию – "Автографы войны". Работы из нее стали публиковать лишь во время горбачевской перестройки.

Потом был Афганистан – Добров ездил туда шесть раз. Рисовал раненых, убитых, сожженные дома и мосты. Выставку афганских рисунков он назвал "Молитва о мире". Затем была Чечня, Южная Осетия. Геннадий Добров в горячих точках не брал в руки автомат. Его оружием был карандаш. Он верил: если поведать правду о жестокости войн, то люди станут добрее.

Залы для его работ чиновники давали неохотно: "Люди желают красоты и радости, а вы рисуете боль. Смените тематику, тогда будут и выставки, и звания, и награды…"

Добров не свернул с выбранного пути. Между войнами объездил все спецпсихбольницы России – рисовал пациентов, записывал их истории.

Устраивал выставки – негромкие, но мощные по эмоциональной силе. А свои силы, увы, таяли. Когда Геннадия Доброва пригласили выставить свои работы в представительстве ООН в Нью-Йорке, он был уже тяжело болен. Та прощальная выставка стала триумфом. Доброву присвоили звание народного художника России, избрали членом-корреспондентом Академии художеств. Геннадий Добров умер в 2011-м. В том году, когда Петр Павленский еще только выбирал свой путь, и в итоге выбрал дорогу, которая привела его в тупик.