Нон-фикшн: имперское кино и первый панк Европы

Отечественное литературное дело (впрочем, не думаю, что мы здесь уникальны) давно страдает очевидным перекосом. Суть в том, что основные премиальные сюжеты, их PR-сопровождение, литературная критика (точнее, медийное анонсирование) да, в общем, и книготорговля в части мерчандайзинга как минимум заточены под художественную литературу.

В то время, как читающая публика – и это уже прочная традиция – предпочитает литературу нон-фикшн. Исторические труды, биографии, документальные исследования, научпоп, дневники, мемуары и пр. О подобной тенденции, опять же, далеко не первый год, свидетельствует статистика книжных продаж, в электронном варианте – еще и скачиваний.

Реальность то и дело корректирует установившийся статус-кво. Так, лауреатами крупнейшей российской премии "Большая книга" в 2017 году стали Лев Данилкин с великолепной биографией Владимира Ленина, "Пантократор солнечных пылинок", и Сергей Шаргунов с жизнеописанием Валентина Катаева для серии ЖЗЛ. И только на третье место пробился роман – впрочем, более чем достойный – "Город Брежнев" Шамиля Идиатуллина.

Инерция, тем не менее, велика, и в ней, похоже, есть определенный идеологический посыл. Сколько бы ни заклинали нас – дескать, искусство вне политики, а художник организует произведение по его собственным законам, – достаточно очевидно, что идейная поляризация общества пусть схематично (литературная жизнь тоже разнообразна и щедра на нюансы), но уверенно проецируется как на книжные виды и семейства, так и на публичное сопровождение процессов.

Объяснение здесь, как ни странно, простое: либеральное мировоззрение, как правило, формируется мифологией – исторической, социально-экономический и т. д. Кроме того, нынешний российский прогрессист – по определению утопист и прожектёр, и его духовное родство с творцами вымышленных миров и ситуаций естественно и органично. Отсюда внимание либеральных СМИ именно к худлиту и его авторам (иногда независимо от их взглядов). Здесь вовсе не интеллигентский атавизм, а групповая скрижаль – направлять и регулировать.

В то время как нон-фикшн оперирует свидетельствами и документами и уже в силу этого имеет дело с той реальностью, перефразируя Пушкина, "какой Бог нам ее дал". Следовательно, "литература факта" хотя бы на уровне метода оппонирует либеральной идеологии; даже самые завиральные идеи требуют аргументов, укоренных в рациональном сознании.

Напомню, кстати, нашумевшую не так давно историю со списком российских книг, запрещенных на Украине. Тамошние цензоры выдали 137 наименований, и практически все – нон-фикшн (история, публицистика, документальная проза), исключение, не смейтесь, детская фантастика, "Дети против волшебников" Никоса Зерваса. Вышедшее, между прочим, в издательстве "Лубянская площадь".

Я хотел бы внести собственный скромный вклад в популяризацию литературы нон-фикшн, даже лучшие образцы которой не избалованы рецензиями, дискуссиями, да и сколько-нибудь регулярными упоминаниями. Предлагаю читателям периодические (тут, впрочем, как получится) обзоры самого актуального нон-фикшна. Концептуальный принцип понятен, методический прост – две книги, два автора, два издателя.

…Случаются книги, которые свидетельствуют, что жизнь твоя, хотя бы в малой части, прошла не зря. Потому что ты наконец книжку эту, через десятилетия, дождался, и здесь заслуга издателя никак не меньше, чем автора. Вадим Левенталь – прозаик, публицист, координатор одной из главных литературных премий России – "Национального бестселлера" – реализовал яркий проект: "Книжная полка Вадима Левенталя" в рамках издательского лейбла "Флюид". Вадим – книжный автоматчик, начав не так давно, он уже веерно выстрелил десятком интересных и забористых книжек, из которых в означенный критерий ("дождались наконец") как в яблочко попадает сборник киноэссе Дениса Горелова "Родина слоников".

Горелов начинал печататься в ранних 90-х, по широкому медиаспектру, от "Столицы" до "Известий", работал сценаристом в знаменитых программах гусинского НТВ – "Куклы" и "Намедни". При этом всегда умел оставаться вне групп и тусовок, а в качестве арбитра и ментора вкуса тоже не сумел (или не захотел) состояться, хотя, казалось, всё у него для этого наличествовало. Видимо, помешала остро выраженная творческая индивидуальность и то самое нежелание бегать в стайке. Однако искрометный стиль Горелова – залихватский и в то же время ювелирно точный, то скрупулезный по-бухгалтерски, то по-разбойничьи хлесткий – оказал несомненное влияние на целые поколения пишущих, от прозаиков первого ряда до десятков ангажированных колумнистов. Рискну предположить, он многих научил работе с современным, отягощенным историей и бытом, русским словом. При этом оставался сапожником без сапог, без пяти минут культовым автором, но без книг.

"Сборник" – надо сказать, такое же терминологическое допущение, как аттестация самого Дениса в качестве "кинокритика". Книга о советском кино (упор сделан не столько на шедевры, сколько на прокатные достижения и, так сказать, попадание в эпоху) хронологически выстроена четко – от 30–40-х до 80-х ушедшего века, с прологом из эйзенштейновского "Октября" (1927 г.) и эпилогом, посвященным "Дому под звездным небом" Сергея Соловьева (1991 г.). Рубежи знаковые – между ними поместилась пестрая вселенная СССР, бережно и любовно расфасованная в яркие и компактные очерки якобы о фильмах. На самом деле – о времени, пространствах трудов, войн и чувств, о том, насколько сложно и богато устроена была советская империя, как взаимодействовала с чужим миром и собственным народом.

То есть перед нами – мини-энциклопедия жизни в СССР, взятая на кинопробу в разных временах и социальных стратах и вдребезги разбивающая миф о тоталитарности и монолитности того строя и той страны. Соответственно, Горелов – никакой не кинокритик, а тонкий, умный и почти беспристрастный очеркист нравов, коллекционер социальных диагнозов. Профессия редкая, и замечательно, что ее результаты теперь подобраны и упакованы должным образом.

Книга Сергея Петрова "Бакунин. Первый панк Европы" издана "Пятым Римом" – и последнее уже само по себе гарантия качества произведения нон-фикшн.

Это издательство, довольно молодое и амбициозное, специализируется в основном на высокопрофессиональной военно-исторической литературе: русская революция, Гражданская и Великая Отечественные войны, армия и флот, – но крайне любопытными выглядят и издательские забеги за флажки, ставшие для "Пятого Рима" чем-то вроде фирменного знака: грандиозная эпопея Станислава Гридасова "Кристальные люди" (об истории саратовского и в целом советского хоккея), два романа "другого Пелевина" – Александра; сборник талантливейшей донбасской поэтессы Анны Долгаревой "Из осажденного десятилетия"…

Михаил Бакунин – в одном этом имени история, революция и война отчасти (Михаил Александрович – один из организаторов и активнейший участник Пражского и Дредзенского восстаний 1948–49 гг., за что приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением). Еще Бакунин – это славянское единство, панславизм, социализм, тюрьма и воля – последняя в самом широком смысле – Бакунин считается отцом-основателем социального анархизма.

Название книги Сергея Петрова царапнуло меня банальной уже претензией на оригинальность и механическую перекличку с субкультурами современности. Ну понятно, что Михаил Александрович – один из столпов анархизма, панки и анархисты – близнецы-братья, если не одно и то же, тут можно целую издательскую серию замутить: "Петр Кропоткин – князь панков и арестантов"; "Нестор Махно – главный панк Украины и Новороссии", ну и пр. Самое интересное, что Сергей особо панковский контекст и не педалирует, и без аллюзий на клёпки и гребни есть в судьбе революционера где разгуляться.

Самое любопытное – трансформация жанра. Вещь задумана, да и реализована во многом как ироническая биография – и тут уже безо всякой натуги, герой – Мишель – получается, и жил бурно, страстно и страшно порой, чтобы направить биографов именно в подобное насмешливое русло.

Автор вышучивает Мишеля, в основном, по-доброму, но иногда с пристрастием и юридической цепкостью – так, подробно исследуется сюжет возможного сотрудничества с III-м Отделением и параметры гипотетической вербовки Бакунина, находившегося под многолетним арестом. Тут забавно, насколько стратегически интересно мыслили "мундиры голубые", рассматривая Бакунина как геополитическую мину, заложенную под Европу, реально на тот момент или потенциально, на будущее – враждебную России. "Не надо бороться, надо возглавить". В смысле отправить и направить.

Подробно исследует Сергей Петров и драмы отношений, сопровождавшие Бакунина всю жизнь. Сюжеты дружбы/вражды; Станкевич, Катков, Белинский, Герцен и Огарев, Сергей Нечаев, Маркс и Энгельс, при всем своем величии, похожие на склочных домохозяев… Характерно, что в последний путь Бакунина провожали сотни друзей и последователей, но русских среди них не было.

Ближе к финалу ирония растворяется – читатель, пересчитавший всех блох в бакунинской бороде, увидевший его максимально рядом и не всегда в боевой революционной раскраске, переживает глубокое эмоциональное вовлечение в судьбу Мишеля. Как будто набор анекдотов переходит в разговор о немного непутевом, но бесконечно дорогом родственнике. Чьё внезапно обнаружившееся величие отбрасывает лучи вечности и на род, и на весь народ.